Немолодая женщина стояла перед судом. Казалось, что все происходящее какая-то нелепая ошибка: уж слишком домашней, тихой и спокойной выглядела подсудимая, чтобы пойти на столь жестокое преступление. Но именно в тихом омуте иногда может разразиться настоящая буря.
Склеила новенького
Когда они обосновались в этом маленьком городке, казалось, жизнь наладится. Да собственно, их жизнь до некоторого времени и так была ладной и благополучной: он, она и трое детей – четырнадцатилетняя дочка-красавица и сыновья-погодки семи и восьми лет. Как и положено восточной женщине Нина занималась домашним хозяйством и детьми, Георгий зарабатывал деньги, имея «золотые руки», он хорошо обеспечивал семью, а дети, подрастая, радовали родителей трудолюбием и послушанием. Казалось, так будет всегда, так или даже лучше.… Но однажды в их тихий город пришла большая беда, беда, которая заставила их бросить дом, сад и уехать в никуда.
Этот райцентр муж выбрал, потому что в нем был небольшой машиностроительный завод, специалисты его уровня производству были необходимы. К работе приложилось и все остальное, необходимое на первых порах: средняя школа для детей, жилье - конечно, маленькая квартирка ни в какое сравнение не шла с домом, оставленным на родине, но Нина не сомневалась: все наладится, главное, чтоб не было войны, чтоб было здоровье, работа, да согласие в доме – остальное приложится.
«Коллектив у нас неплохой, - Василий Степанович, старейший рабочий, можно сказать местный аксакал, вводил Георгия в курс дела, - мужики поддают, конечно, но незлобные. Зарплату платят исправно, потому, как заказчик на нашу продукцию солидный, детей на экскурсии возят, говорят, даже в Москву повезут. Так что живем мы здесь неплохо. Да, обеды у нас хорошие, недорогие – кафе прямо возле проходной стоит, сегодня и попробуешь».
Рассевшись за пару сдвинутых столов, компания работяг, в ожидании еды, перебрасывались анекдотами. «Степаныч, какая девушка красивая!», - Георгий прямо-таки залюбовался официанткой, молоденькой, белокурой красоткой с синими глазами. «Ты, Жора в этом направлении даже не смотри, у тебя семья, дети». «Знаю, знаю, я просто говорю, что хороша! - и продолжил уже в сторону подошедшей, - Вы знаете, что вы очень красивы?!», - Георгий нащупал в кармане маленькую шоколадку и протянул официантке. Та удивленно вскинула брови, но улыбнулась в ответ: «Спасибо, я знаю. Кстати, меня зовут Алла». «Мне очень приятно, а вы, Аллочка здесь каждый день работаете?». «И каждый вечер тоже. Заходите, я освобождаюсь в десять», - девушка вильнула бедрами и скрылась за прилавком. «Хе, Алка-то склеила Жорика! - работяги дружно взгоготнули, - Ты, мужик не трудись, монпансьёй ее не заманишь, только зря время потратишь. Она, хоть и наша местная давалка, но самый короткий путь к ее постели – деньги, пара сотен для Алки – лучший букет». Георгий не поверил, у него на родине, красивые женщины ценятся за их скромность. Он решил, что мужики наговаривают, что эта светлая, как ангел девушка не может быть порочной. Остаток рабочего дня он только и думал об этом, а к вечеру решил: «Пойду.… В конце-концов, я мужчина, я имею право на небольшое приключение». Волнуясь, как подросток перед первым свиданием, Георгий купил цветы и в десять вечера вошел в кафе: «Аллочка, я пришел, чтобы проводить вас домой».
«Вы не боитесь так поздно одна ходить по городу?» - маленький город уже давно погрузился в темноту, где-то на центральной площади и ночью кипела жизнь, развлекались люди, а здесь, на окраине и фонарей-то не было, лишь слабый свет сочился из окон. «А чего мне бояться? – девушка засмеялась в ответ, - я же здесь всех знаю, и меня все знают, кафе «Придорожное» - единственное, дешевое в городе, ресторан-то на площади только для богатых, а все остальные трутся в кафешке. А ты, я вижу приезжий, коль такие странные вопросы задаешь?» «Да, приезжий… беженцы мы, увез свою семью подальше от войны, за детей страшно – их у меня трое. Ты не думай, Алла, что я к тебе с дурными намерениями, просто ты – красивая, а у нас красивым женщинам принято знаки внимания и уважения оказывать».
Алке было в диковинку такое отношение. А с другой стороны даже прикольно: местные мужики вниманием не баловали, а тем более уважением, отношения строили коротко – опрокинет в подсобке на спину – вот и все свидание. Правда, Алка – не промах, просто так свои ласки не дарила: кому за бутылку, кому за батон колбасы, а то и просто за деньги. Почему бы не иметь вдвойне: и удовольствие и доход? Приезжий был не как все, волочился за ней уже третий месяц, дарил какие-то глупости: цветы, конфеты, духи, шелковые шарфики, а до интима дело так и не дошло – просто провожал до дома и уходил. Алку разбирало любопытство: может он вообще, того – не мужик? А что: лет-то уже под пятьдесят, да троих детей сделал – на них всю силу и потратил. «Ну да ладно, - решила Алка, - от меня не убудет, пусть провожает».
Кино про ЭТО
Нина уже освоилась на новом месте: навела в крохотной квартирке уют, познакомилась с учителями своих детей, определилась в каком магазине лучше покупать мясо, на каком лотке самый мягкий хлеб, у какой торговки на базаре самая свежая зелень – в доме снова появились знакомые вкусные запахи. И все бы неплохо, если бы не одно обстоятельство – иногда муж сильно задерживался с работы: смена заканчивалась в восемь, а возвращался он после одиннадцати. Сам он говорил, что остается с сослуживцами посидеть в кафе – в мужской компании: нельзя же отрываться от коллектива, нужно поддерживать местные традиции. Конечно, ничего страшного в этом не было – вот только после таких «мужских посиделок» от мужа не пахло вином… Расспрашивать Георгия об этом Нина не решалась – не принято, но тревога где-то внутри души зарождалась, женское чутье говорило: это не хорошо.
Василий Степанович давно наблюдал за своим новым товарищем, он симпатизировал новичку, потому что тот сильно отличался от местных: практически не выпивал, грязно не ругался, ко всем относился уважительно, да и семья у него была приятная, гостеприимная. Поэтому, увидев, что Георгий стал наведываться по вечерам к Алке в кафе, решил предостеречь его: «Зря ты связался с этой женщиной, у тебя такая замечательная жена, детишки. Алка – стерва, разобьет твою семью, глазом не моргнет, от нее кроме неприятностей ждать нечего. Послушай старика, вырви ее из сердца, пока не прикипела, пойми, для нее еще одна разбитая судьба – как орден за заслуги перед отечеством». Георгий доверял опыту пожилого и уважаемого Василия Степановича, ценил его советы и в душе понимал, что он прав. Но что-то непреодолимо тянуло к этой порочной женщине, может эта самая ее порочность, ведь Георгий вырос и бОльшую часть жизни прожил в традициях нравственности, ему внушали, что даже разговаривать один на один с незамужней женщиной считалось оскорбительным для нее…. Но как же все-таки к ней тянет: молодой, красивой, дерзкой, пожалуй, даже наглой. Ночью с такой женщиной не заскучаешь! А может, действительно, провести с ней ночь, глядишь, и интерес пропадет? «Ты ничего не говоришь о своей семье, кто твои родители?» – мужчина взял Аллу за руку. «А чё о них говорить, папочку я вообще никогда не видела, а мать… не помню, когда последний раз она была трезвой. Я сама по себе с четырнадцати лет, сама себе и мать, и отец, и учительница, закончила девять классов и устроилась работать в кафе, сначала посуду мыла – хозяин не хотел иметь неприятности из-за меня, несовершеннолетней, а в шестнадцать в официантки перевел. Так и работаю, так и живу». «А мама жива?» – А что ей станется, - пренебрежительно скривила губы Алка, - спасибо хоть мне жить не мешает, не указывает, как себя вести – из своей комнаты нос не высовывает». «А напроситься к тебе в гости прилично?», - Георгий буквально переступил через свои принципы, он допускал для себя легкий флирт, но не измену жене. Но раз уж он решил поставить точку этим отношениям, их надо испить до дна, как горькое лекарство. Алла рассмеялась: «А ты у моей мамы спроси… шучу – можно».
Дом оказался холодным, неуютным и неприбранным. Не раздеваясь, Георгий проследовал за Аллой, в дальнюю комнату, снял и повесил на стул пальто. На столе появилась бутылка вина, стаканы. Мужчина отвернул пробку, хлебнул прямо из горла и… потерял контроль над собой, словно на киноэкране, он видел себя со стороны, даже не себя, а какого-то разъяренного мужчину, который яростно стягивает одежду с молодой женщины, валит ее на пол и берет грубо, быстро и некрасиво.
«А я и не думала, что ты такой прыткий», - голос Аллы выдернул его из кинофильма. Очнувшись на пыльном половике, лежа в нелепой позе рядом с растрепанной женщиной, по всему лицу которой была размазана яркая помада, Георгий поморщился – весь романтизм отношений как рукой сняло. Он встал, привел в порядок одежду, оглянулся на Аллу – та, даже не одернув юбку, жадно пила вино. «Извини, я не должен был так себя вести, я пожалуй пойду, - рука машинально скользнула в карман – вот, купи себе что-нибудь красивое, чтобы эта встреча не оставила неприятный осадок», - денежная купюра упала на стол. Георгий торопливо вышел на улицу, закурил….
Весь город знает
Мужчина торопился домой, как никогда, ему не терпелось поскорее оказаться в его доме: теплом и уютном, светлом и чистом, в доме, в котором всегда так вкусно пахнет, где его любят и ждут. Его Нина – пусть она уже и не молода, но какая она была красавица, когда шла за него замуж – стройная, черноокая… Она каждый раз пугливо вздрагивала, когда он брал ее за руку. Как он виноват перед ней, перед женщиной подарившей ему троих детей. Как теперь быть? Как заслужить ее прощение?
Нина, как всегда стряпала что-то вкусное у плиты. Георгий подошел к жене, взял за руку, та вздрогнула и обернулась… Давно он не был так нежен и страстен с женой, ему хотелось кричать: «Ты самая-самая!», - и он целовал ее, пытаясь искупить свою вину перед ней. «Теперь все, все будет хорошо», - думал мужчина, кутаясь в тепло своей любимой женщины.
Да, он был уверен, что это грязное свидание навсегда отбило его тягу к Алле, но, увидев ее, почувствовал притяжение с новой силой. Несколько дней он боролся с собой, даже перестал ходить на обед в кафе, перебиваясь бутербродами. Впервые Георгий чувствовал свое полное бессилие перед слепой животной страстью, его ломало, как наркомана в отсутствии очередной дозы. Как несчастный мотылек, он бросился на пламя свечки, убеждая себя: «Я только увижу ее, я не останусь с ней наедине – могу же, в конце концов, сходить пообедать». «Что-то ты давно не провожал меня, аль не по вкусу пришлась?, - Алка вела себя дерзко, она не манила, не намекала, она говорила прямо, - Попробуй еще раз, может, распробуешь?». Больше он не сопротивлялся. Все повторялось вновь и вновь: неприбранная комната, кислое вино, быстрый секс, виноватое: «Я пойду, пожалуй», - смятая купюра на столе. Григорий не хотел этих встреч, но и не мог больше без них, снова и снова он приходил к этой красивой и порочной женщине.
Как обычно, накормив семейство завтраком и проводив мужа на работу, а детей в школу, Нина отправлялась по магазинам. День выдался теплым, солнце безжалостно топило остатки почерневшего снега – вот и зиме конец, непривычно долгой и холодной. Женщина заглянула на базар, она старалась, чтобы свежая зелень всегда была на столе. Издалека заприметив знакомую торговку, неторопливо направилась к ней, по пути прикупив овощей и сметаны. «Алка теперь крутит с ее мужем, вот стерва, неймется ей», - обрывок фразы насторожил Нину, она обернулась на голос и столкнулась взглядом с продавщицей зелени, та стушевалась и опустила глаза. «Здравствуй Валя, что уж теперь, я все слышала, говори прямо, это лучше, чем судачить за спиной». Валя замялась: «Ну что говорить, весь город уже обсуждает, одна ты не знаешь - твой-то с Алкой-официанткой спутался, давно уже к ней шастает». «Кто она, эта женщина?», - Нина пыталась держать себя в руках. «Легкомысленная девица, проститутка, к ней чуть ли не все наши мужики бегают. Мой тоже таскался, когда работал, ползарплаты к ней относил. Я поначалу плакала, ругалась, а потом плюнула – все равно же, как только у него деньги заканчивались, мой домой возвращался – Алка без собственной выгоды не дает. Ты, подруга не переживай, если твой с головой, погуляет и вернется».
Все валилось у Нины из рук, даже плов подгорел - впервые в жизни. Да, она чувствовала, что с мужем что-то происходит, сердце ей подсказывало, что у него любовница, но она надеялась, что это не так, а если и так, то скоро все закончится, ведь Георгий так сильно любил детей. Какой позор – весь город об этом знает! Как отнесутся дети, если вдруг и они узнают. Нужно поговорить с мужем, но как? Женщина не представляла, как подойти к мужу с таким разговором, но понимала, что сделать это нужно – не ради себя, ради детей.
Георгий пришел поздно, злой и подвыпивший – не самый подходящий момент для серьезного разговора, но другого может не быть – в последнее время он часто приходит таким. «Ты решил бросить нас?» - твердо начала женщина. «С чего ты взяла?», - мужчина отвернулся и попытался уйти от разговора, он догадался, почему у жены возник такой вопрос и боялся момента, когда придется все рассказать. «У тебя другая женщина, об этом уже говорят на базаре. Ты подаешь плохой пример нашим детям, ведь эта женщина безнравственная». «Но я ее люблю». В душе у Нины все оборвалось – пятнадцать лет совместной жизни, общие радости и беды…Как детям объяснить, почему папа их бросает, как дальше жить – Нина никогда не работала и с трудом представляла, чем бы она могла заниматься. «…Но из дома не уйду, ради детей. Ты вправе меня выгнать, если решишь так сделать – скажи. Этот вопрос больше не поднимай – я все сказал. Все будет, как есть, детям незачем этого знать», - мужчина выключил свет и отвернулся. А Нина не сомкнула глаз до утра – она плакала, вспоминала слова Вали: «Погуляет и вернется», - и надеялась, что так оно и будет.
Испытание терпения
Время шло, в жизни Нины ничего не менялось – муж по-прежнему иногда задерживался «на работе», и в эти дни приходил злой и молчаливый, денег давал достаточно, но уже давно не дарил ей никаких подарков – видимо, подарки он дарил той. Предсказание Вали «погуляет и вернется», сбываться не торопилось, а атмосфера в семье накалялась докрасна. Уже старшая дочь несколько раз спрашивала: «Мама, почему ты такая грустная, что-то случилось?». Нина находила отговорки: «Нет, дочка, просто вспомнила наш дом и сад – сейчас, наверное, все деревья в цвету, пахнет медом - вот и загрустила». Тяжелей всего было выносить взгляды соседей – стыдно, хоть в землю проваливайся, ведь они все знают. Хотя стыдно должно быть той, распутной, но ей хватало наглости вести себя, как ни в чем не бывало. Однажды, Нина столкнулась с ней на улице, та усмехнулась: «Ну здравствуй, старая курица, как там наш поживает? Передавай привет. Куда он пропал, иль деньги закончились?», - и захохотала, видя, что женщина не смогла сдержать слез. Этот громкий смех теперь преследовал Нину повсюду, ей казалось, что смеются все вокруг. Терпеть это было невыносимо.
С наступлением теплых дней Нина все чаще стала встречать Алку, как будто судьба специально испытывала ее терпение, или эта молодая стерва намеренно подстраивала встречи, чтобы досадить ей. Нина терпела: терпела, когда однажды, прогуливаясь в парке с детьми, встретила их вдвоем – они целовались прямо на дорожке, не таясь. Нина едва успела отвлечь детей и поскорее удалиться с ними прочь. Терпела, когда увидела на пальце разлучницы кольцо, очень похожее на то, которое четырнадцать лет назад подарил ей Георгий в благодарность за рождение дочери – Нина бросилась домой, раскрыла заветную шкатулку и похолодела, увидев, что кольца нет. И все равно стерпела. Но однажды, вернувшись домой, женщина застала дочку в слезах: «Мама, это правда? Ко мне подошла женщина и сказала, что мой папа теперь будет жить с ней…», - девочка рыдала, уткнувшись матери в плечо. «Нет, милая, это все наговоры, плохая женщина завидует и желает нам зла. Не слушай никого. Не плач». Больше терпеть она не могла. С трудом дождавшись вечера, она обратилась к мужу: «Хватит меня мучить, или уходи, или живи по-человечески». «Не тебе решать, как мне жить, если я решу уйти, сделаю это без твоего совета». «Ты не можешь так поступать с нами, уходи, я прошу тебя, уходи и живи с ней, так будет лучше всем». «Нет, милая, - мужчина выходил из себя, переходя на крик, - это ты уходи, собирай свои вещи и иди, куда хочешь. Но запомни, дети останутся со мной, я тебе их не отдам». «Ты этого не сделаешь, - Нина рыдала, - ты не можешь этого сделать, я вызову твоего брата, пусть он вразумит тебя, если ты из-за этой проститутки забыл о своем мужском долге». «Молчи, женщина», - тяжелая оплеуха оборвала громкую ругань.
Георгий впервые в жизни поднял руку на женщину. И на кого? На свою Нину, любимую женщину, мать его детей… Попала под горячую руку - в последние дни мужчина был крайне взвинчен. Он и сам уже подумывал о разводе – его тяготила эта жизнь на два дома. Он уже мысленно строил планы, как предложит Алле жить вместе, и не просто жить, а пожениться официально. Он был уверен, что Алла взлетит на седьмое небо от счастья – ведь о свадьбе мечтают все девушки. Он подготовился, купил цветы и Шампанское и объявил, что делает ей предложение. «Ты что, дурак? – неожиданно бросила ему в ответ Алка, - На кой ты мне нужен? Ты кто: олигарх, или принц заморский? Ну нет, дорогой, я еще слишком молода, я могу встретить жениха и получше. Ты меня устраиваешь, как приходящий любовник, но не как муж. Запомни, если ты уйдешь от жены, ко мне больше не приходи – на порог не пущу. Это мое условие». Георгий тогда хлопнул дверью и ушел, но через час вернулся. И снова был грязный секс, вино и деньги. Мужчина давно уже лишился собственной воли, он был готов на все, чтобы эти встречи повторялись.
Пусть она поплачет
Нина была в отчаянии, здесь не было ни родственников, ни старших друзей, с кем можно было бы поделиться бедой. На родине старейшие давно бы разобрались в ситуации, а здесь…Горе и отчаяние, не находя выхода, рвали ее душу: как одной с этим всем справиться, хоть бы единственный понимающий человек … «Василий Степанович!», - Нина вспомнила о старике как-то внезапно, как будто его образ снизошел на нее с небес. Раньше он бывал у них в гостях – добрый, мудрый, рассудительный вдовец, он как-то по-отцовски отнесся к Нине, да и Георгия все время опекал, одергивал. Но даже и он не удержал его от этой глупости. Нина выбежала из дома: «Мне очень нужно поговорить с ним, я знаю, он найдет нужные слова, успокоит… Мне просто нужно выговориться, а иначе мое сердце разорвется от горя». Нина бежала на завод. Она понимала, что может там случайно встретить мужа, но надеялась, что Бог не допустит этого. Старик, как обычно сидел на своем складе – начальник над большим хозяйством, где на аккуратных стеллажах, ровными рядами стояли, лежали разные детали, инструменты, бутылки с маслАми, растворителями… Нина ворвалась, как ураган и расплакалась прямо на пороге…
Василию Степановичу было очень жалко эту женщину, он понимал, что ничем не может ей помочь. Сколько раз он пытался убедить Георгия бросить Алку, как уговаривал вернуться в семью, объяснял, что он потеряет все, что эта стерва – настоящее проклятье городка, сколько женщин из-за нее хлебнуло горя, сколько мужчин спилось. Он даже убеждал Георгия забрать семью и уезжать отсюда подальше, но все было бесполезно – Георгий, как заколдованный шел к Алке, ненавидел ее, проклинал, но все равно шел. А с некоторых пор заговорил, что женится на ней и уедет. Степаныч гладил рыдающую женщину по голове и, как мог, успокаивал: «Поплачь, милая, легче станет, поплачь, а потом возьми себя в руки – тебе детей растить. Не бойся соседей – они на твоей стороне, поддержат. Подавай на развод, может, это его встряхнет, а коли нет – то все равно лучше тебе одной, чем с таким мужем. Думай о детях, и ничего не бойся, суд не позволит ему их отобрать. Мы все тебе поможем. Эта Алка, стерва, чтоб ей пусто было, хоть бы с ней случилось что, прости Господи…».
Нина подняла заплаканные глаза, она смотрела в никуда, просто водила измученным взглядом по комнате, по полкам и успокаивалась, слушая твердый голос Степаныча. Коробки, пачки, «батареи» темных бутылок с этикетками – «Бензин», «Машинное масло», «H2S04», а ниже мелкими буквами «Серная кислота» - взгляд Нины остановился, не было сил отвести глаза в сторону, она словно завязла в этих словах. Кажется, она и не подумала ни о чем, просто испугалась, что может об этом подумать, но она твердо знала, что ей делать, или не знала, а чувствовала… или не она вовсе, а какая-то сила, возникшая внутри ее, или вошедшая в нее извне – чужая, чуждая ей сила, недобрая. Эта сила не подстрекала и не убеждала Нину, она просто все сделала сама, за нее, сама бы Нина на это никогда не решилась, даже в мыслях, даже во сне… Как этот пузырек оказался у нее? Зачем. Та, другая Нина знала: как и зачем. Она следила, она ходила по пятам, она кралась, как зверь и она настигла… Кара настигла Алку не ночью, она пришла рано утром к ее грязному подъезду и встретила ее у двери. Алка даже не успела увидеть откуда на нее обрушилась эта боль, словно гиена огненная обняла ее в свои страшные объятия. Мгновение - и свет исчез, осталась только боль. Алка ужаснулась собственному крику - истошному, нечеловеческому, и закрыла уши ладонями. «Наверное, я в аду», успела подумать девушка и потеряла сознание.
Только дома Нина снова стала собой и осознала, что она натворила. Она ужаснулась собственному поступку, но не раскаялась: «Я много плакала, поплачь теперь и ты», - чужим голосом проговорила женщина и стала ждать, когда за ней приедет милиция – в маленьком городке известия распространяются быстро. Дети тихо спали. «Как они без меня?, - горько вздохнула Нина, - надо бы сообщить сестре…». Обрывки мыслей крутились в голове, повседневных, бытовых мыслей – о том, что нужно заплатить за свет и заштопать дырку на джинсах младшенького, о каникулах, которые вот-вот наступят, а детям неплохо бы к морю, о том, кто же приготовит сегодня обед… Раздался звонок в дверь, Нина накинула кофту и отрыла дверь: «Тихо, дети еще спят, я собралась – поехали».
Кажется, весь город собрался в здании суда, у каждого были свои счеты с пострадавшей, и не понятно, кого здесь судили, и кто был более пострадавшим – изуродованная девушка под черной вуалью, или женщина с усталым взглядом, придавленная страхом за будущее своих детей. Нина больше не плакала, с тех самых пор, когда она вернулась домой с пустой бутылкой от серной кислоты – слезы, словно высохли, или просто закончились все. Но и Алка не плакала тоже, она просто не могла плакать – просто плакать было нечем. И от этого ей было еще больнее.
Катерина Романенкова, Татьяна Алексеева февраль 2006 год
