«Ад» на Грачевке.

На третьем этаже трактира второго разряда гуляли барышники, шулера, аферисты и всякое жулье, хоть и сравнительно прилично одетое. Публику утешали песенники и гармонисты. Бельэтаж был отделан ярко и грубо, но с претензией на шик. В залах находились эстрады для оркестра, цыганского и русского хоров, а громогласный орган заводился вперемешку между хорами по требованию публики, оперные арии сменялись камаринским, а гимн - излюбленной «Лучинушкой».

Но самое интересное происходило в просторном подвале, напоминающем дыру. Полиция никогда не устраивала там обысков, так как в этом не было смысла: из подвала в разные стороны вели подземные ходы. Заведовал «Адом», как говорили, сам Сатана. Только его никто никогда не видел. Между ним и случайными забредшими обывателями всегда были буфетчик и вышибалы.

Сердце «Ада» располагалось глубже, и попасть туда могли лишь избранные. «Треисподняя» занимала половину подземелья, и состояла сплошь из коридоров и каморок, которые делились на «адские кузницы» и «чертовы мельницы». Именно здесь шли игры по-крупному и спускались целые состояния. Здесь не выходных и всем правили деньги. Зайдя сюда, люди пропадали навсегда, а погнавшиеся за обидчиками никогда не находили их: те ускользали в одном из многочисленных подземных ходов. В «Ад» после особо удачных сухих и мокрых дел набегали даже фартовые из самой «Шиповской крепости», изменяя своему «Поляковскому трактиру» на Яузе, а хитровская «Каторга» казалась по сравнению с «Адом» институтом благородных девиц.

Гудел пьяный и шумный «Крым» и зловеще молчал «Ад», из подземелья которого на улицу не доносился ни один звук. Вот как описывал это место Владимир Гиляровский: «Сидит человек на скамейке на Цветном бульваре и смотрит на улицу, на огромный дом. Видит, идут по тротуару мимо этого дома человек пять, и вдруг - никого! Куда они девались?.. Смотрит - тротуар пуст... И опять неведомо откуда появляется пьяная толпа, шумит, дерется... И вдруг исчезает снова... Торопливо шагает будочник - и тоже проваливается сквозь землю, а через пять минут опять вырастает из земли и шагает по тротуару с бутылкой водки в одной руке и со свертком в другой...  Встанет заинтересовавшийся со скамейки, подойдет к дому - и секрет открылся: в стене ниже тротуара широкая дверь, куда ведут ступеньки лестницы. Навстречу выбежит, ругаясь непристойно, женщина с окровавленным лицом, и вслед за ней появляется оборванец, валит ее на тротуар и бьет смертным боем. Выскакивают еще двое, лупят оборванца и уводят женщину опять вниз по лестнице. Избитый тщетно силится встать и переползает на четвереньках, охая и ругаясь, через мостовую и валится на траву бульвара...  Из отворенной двери вместе с удушающей струей махорки, пьяного перегара и всякого человеческого зловония оглушает смешение самых несовместимых звуков. Среди сплошного гула резнет высокая нота подголоска - запевалы, и грянет звериным ревом хор пьяных голосов, а над ним звон разбитого стекла, и дикий женский визг, и многоголосая ругань».

Все пьяным - пьяно, все гудит, поет, ругается в трактире «Крым»  Только в левом углу за буфетом тише - там идет игра в ремешок, в наперсток... И никогда еще никто в эти игры не выигрывал у шулеров, а все-таки по пьяному делу играют, надеются… Уж очень заманчиво. Например, игра в наперсток состоит в том, чтобы угадать, под каким из трех наперстков лежит хлебный шарик, который шулер на глазах у всех кладет под наперсток, а на самом деле приклеивает к ногтю - и под наперстком, естественно, ничего нет.

И в ремешок игра простая: узкий кожаный ремешок свертывается в несколько оборотов в кружок, причем партнер, прежде чем распустится ремень, должен угадать середину, то есть поставить свой палец или гвоздь, или палочку так, чтобы они, когда ремень развернется, находились в центре образовавшегося круга, в петле. Но ремень складывается так, что петли не оказывается. И здесь в эти примитивные игры проигрывают все, что есть: и деньги, и награбленные вещи, и пальто, еще тепленькое, только что снятое с кого-нибудь на Цветном бульваре. Около играющих ходят барышники-портяночники, которые скупают тут же всякую мелочь, а все ценное и крупное поступает к самому «Сатане» - хозяину заведения.

Случались здесь и крупные скандалы, когда били всех направо и налево, а в помощь дерущимся всегда становились завсегдатаи, - их называли «болдохи». Те, кто дружил с ними, как с нужными людьми, с которыми «дело делают» по сбыту краденого и пользуются у них приютом, когда опасно ночевать в ночлежках или в своих «хазах», - всегда побеждали. Даже городовые из соседней будки сюда захаживали с самыми благими намерениями - получить бутылку водки.

Заглядывали в «Ад» и почетные гости - актеры Народного театра и Артистического кружка для изучения типов. Бывали Киреев, Полтавцев, Вася Васильев.

«Преступление и наказание».

Более ста лет назад всю Россию потрясло известие о попытке убийства царя-реформатора Александра II. Средь бела дня 4 апреля 1866 года в центре Санкт-Петербурга у ограды Летнего сада в гулявшего императора стрелял, но промахнулся приехавший из Москвы молодой человек по имени Дмитрий Каракозов. Как выяснило следствие, он принадлежал к группе юных радикалов, во имя высоких целей не брезговавших уголовщиной. Не случайно великий русский писатель Ф. М. Достоевский, не понаслышке знакомый с миром уголовников-каторжан, увековечил этих горе-революционеров в романе с выразительным названием «Бесы». Это громкое покушение напрямую связанно с трактиром «Крым». В 1863 году в Москве образовался кружок молодежи, постановившей активно бороться с правительством. Это были студенты университета и Сельскохозяйственной академии. Через два года, когда количество участников выросло, кружок получил название «Организация». Душой и идейным вдохновителем кружка был студент Ишутин. Он стоял во главе группы, квартировавшей в доме мещанки Ипатовой по Большому Спасскому переулку, в Каретном ряду. По имени дома эта группа называлась ипатовцами. Именно здесь зародилась мысль о цареубийстве. Ипатовцы для своих конспиративных заседаний избрали самое удобное место - трактир «Ад», где никто не мешал им собираться в сокровенных «адских кузницах». Именно по названию этого притона группа ишутинцев нарекла также и себя - «Ад».

Собирались они и на Большой Бронной, в развалившемся доме Чебышева, где Ишутин оборудовал небольшую переплетную мастерскую, тоже под названием «Ад». Там квартировали некоторые «адовцы», называвшие себя «смертниками», то есть обреченными на смерть. В их числе был и Каракозов, неудачно стрелявший в царя. Последовавшая затем волна арестов терроризировала город, девять «адовцев» оказались на каторге. Сам Каракозов был повешен. В Москве все были так перепуганы, что никто и заикнуться не смел о покушении.

После этих событий ошеломленное полицейское начальство в том же 1866 году заставило держателей трактира «Крым» под угрозой полного сноса здания на время прикрыть весь злополучный подземный этаж с «Адом» и «Треисподней».

Оливье и проститутки

После отмены крепостного права Москва оживилась, не справляясь с наплывом приезжих, жаждущих растранжирить содержимое увесистых кошельков. Пустырь на Грачевке был недорого выкуплен, и вскоре наискосок от «Крыма», по другую сторону площади, вырос изящный «Эрмитаж Оливье». Успех его был невиданным: поражало все - колонный зал, отдельные кабинеты, французский повар, изысканные деликатесы и вина из-за границы, баснословные цены. Вот только соседство разухабистого, безудержного «Крыма» очень смущало. Правда, в начале XX века «Крым» на Трубной площади снесли. В «Эрмитаже» не было никаких разбоев, разгулов, и никаких студентов с революционными идеями. Здесь считалось особым шиком, когда обеды готовил повар - француз Оливье, еще тогда прославившийся изобретенным им «салатом Оливье», тайну которого он не открывал.

Все в «Эрмитаже» Оливье делал в угоду требовательным клиентам на модный тогда французский манер. И только одно русское он оставил: в ресторане не было фрачных лакеев, а служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами. Когда прежний хозяин умер, «Эрмитаж» перешел во владение торгового товарищества. Оливье и Мариуса заменили новые директора: мебельщик Поликарпов, рыбник Мочалов, буфетчик Дмитриев, купец Юдин, - народ со смекалкой, как раз по новой публике.

Первым делом они перестроили «Эрмитаж», и он стал еще роскошнее. Отделали в том же здании шикарные номерные бани и выстроили новый дом под номера свиданий. «Эрмитаж» стал приносить огромные барыши - пьянство и разгул снова пошли вовсю. Особенно же славились ужины, на которые съезжалась кутящая Москва после спектаклей. Залы наполняли фраки, смокинги, мундиры и дамы в открытых платьях, сверкавших бриллиантами.

Номерами свиданий торговали вовсю, от пяти до двадцати пяти рублей за несколько часов. Кто здесь только не был! Но все держалось в секрете; полиция не вмешивалась, опасаясь наткнуться на собственное начальство. Напомним, что почти все бордели располагались именно на Грачевке. В Москве XIX века больше половины молодых людей первый сексуальный опыт получали здесь. Студентам университета и гимназистам «мамочки» делали 50-процентные скидки, а что касается «переутомления персонала», то об этом смешно было говорить. В публичных домах высшей категории женщина принимала в день 5–6 посетителей, но услуги ее стоили дорого — иной раз клиент оставлял до 100 рублей. В заведениях рангом пониже суточная «норма» доходила до 15 мужчин, а стоимость — от 1 рубля — «за время» и до 7 рублей — «за ночь». В ширпотребных публичных домах, которые так и назывались «полташки», цена постельных утех была около 50 копеек, а за сутки одна «жрица любви» могла иной раз принять и 30 посетителей.

Публичные дома мешали благоустройству и оздоровлению района. Пьяные уличные скандалы были явлением обыденным, перепившиеся женщины известного поведения распугивали прохожих. Небольшая часть хозяев, сдающих свои дома бандершам втридорога, наживалась; остальные домовладельцы были вынуждены снижать арендную плату, и, привлеченные этим обстоятельством, здесь, в так называемых коечно-каморочных квартирах, селились криминальные личности и беднейшие ремесленники - евреи, татары, персы, как правило, люди, не отличающиеся опрятностью и жившие весьма скученно. Санитарные врачи опасались, что именно Грачевка-Драчевка может оказаться рассадником эпидемических болезней.

Домовладельцы предложили перевести публичные дома в Марьину рощу, на Александровскую улицу, но в этом случае имелся риск получить две Драчевки. Вирус разврата по удалении легальных притонов остался бы, и возникли бы притоны нелегальные.

Чтобы уничтожить всякие воспоминания о «веселом» квартале, инициаторы предложили даже сменить название. Это пожелание осуществилось лишь в 1907 году. Улицу переименовали в Трубную, хотя решение вопроса было вне юрисдикции городской думы. Московский обер-полицмейстер Ф. Трепов (заклейменный в советской истории как сатрап и палач) распорядился закрыть «коечно-каморочные» квартиры. Ликвидировать публичные дома ему оказалось не под силу, лишь дополнительные полицейские посты были выставлены у ворот этих заведений. Но даже такие половинчатые меры улучшили нравственный климат местности. Зато общий уровень нравственности в городе заметно снизился...

Сейчас от одного из самых криминальных районов ничего не осталось. И лишь прохожий, бредущий по Трубной чувствует какую-то особую ауру этой улицы.